Неточные совпадения
Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он
становился серьезен. Какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Кити к лицу Анны. Она была прелестна в своем простом черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и
жестокое в ее прелести.
Самгин нередко встречался с ним в Москве и даже, в свое время, завидовал ему, зная, что Кормилицын достиг той цели, которая соблазняла и его, Самгина: писатель тоже собрал обширную коллекцию нелегальных стихов, открыток,
статей, запрещенных цензурой; он славился тем, что первый узнавал анекдоты из жизни министров, епископов, губернаторов, писателей и вообще упорно, как судебный следователь, подбирал все, что рисовало людей пошлыми, глупыми,
жестокими, преступными.
Он обнимал талию женщины, но руки ее
становились как будто все тяжелее и уничтожали его
жестокие намерения, охлаждали мстительно возбужденную чувственность. Но все-таки нужно было поставить женщину на ее место.
«Если неправда, зачем она сказала это? для шутки —
жестокая шутка! Женщина не
станет шутить над любовью к себе, хотя бы и не разделяла ее.
Стало быть — не верит мне… и тому, что я чувствую к ней, как я терзаюсь!»
Я пустился домой; в моей душе был восторг. Все мелькало в уме, как вихрь, а сердце было полно. Подъезжая к дому мамы, я вспомнил вдруг о Лизиной неблагодарности к Анне Андреевне, об ее
жестоком, чудовищном слове давеча, и у меня вдруг заныло за них всех сердце! «Как у них у всех жестко на сердце! Да и Лиза, что с ней?» — подумал я,
став на крыльцо.
Возмущало Нехлюдова, главное, то, что в судах и министерствах сидели люди, получающие большое, собираемое с народа жалованье за то, что они, справляясь в книжках, написанных такими же чиновниками, с теми же мотивами, подгоняли поступки людей, нарушающих написанные ими законы, под
статьи, и по этим
статьям отправляли людей куда-то в такое место, где они уже не видали их, и где люди эти в полной власти
жестоких, огрубевших смотрителей, надзирателей, конвойных миллионами гибли духовно и телесно.
— Сатана, изыди, сатана, изыди! — повторял он с каждым крестом. — Извергая извергну! — возопил он опять. Был он в своей грубой рясе, подпоясанной вервием. Из-под посконной рубахи выглядывала обнаженная грудь его, обросшая седыми волосами. Ноги же совсем были босы. Как только
стал он махать руками,
стали сотрясаться и звенеть
жестокие вериги, которые носил он под рясой. Отец Паисий прервал чтение, выступил вперед и
стал пред ним в ожидании.
Напротив, все их страсти утоляются быстро, но около благородного, прекрасного существа, этот по-видимому грубый и
жестокий человек ищет обновления, ищет возможности исправиться,
стать лучшим, сделаться высоким и честным — „высоким и прекрасным“, как ни осмеяно это слово!
Четвертого дня Петра Михайловича, моего покровителя, не
стало.
Жестокий удар паралича лишил меня сей последней опоры. Конечно, мне уже теперь двадцатый год пошел; в течение семи лет я сделал значительные успехи; я сильно надеюсь на свой талант и могу посредством его жить; я не унываю, но все-таки, если можете, пришлите мне, на первый случай, двести пятьдесят рублей ассигнациями. Целую ваши ручки и остаюсь» и т. д.
Трудно было людям только понять, что полезно, они были в твое время еще такими дикарями, такими грубыми,
жестокими, безрассудными, но я учила и учила их; а когда они
стали понимать, исполнять было уже не трудно.
Стремленье выйти в другой мир
становилось все сильнее и сильнее, и с тем вместе росло презрение к моей темнице и к ее
жестоким часовым, я повторяла беспрерывно стихи Чернеца...
Примеры были у нее в памяти, примеры настолько
жестокие и неумолимые, что при одной мысли о них
становилось жутко.
Покорно следуя указаниям детской традиции, они всё глубже и глубже погружаются в мрачные извилины случайного общественного настроения и
становятся послушным орудием его
жестоких велений.
Я знаю, что, в глазах многих, выводы, полученные мною из наблюдений над детьми, покажутся
жестокими. На это я отвечаю, что ищу не утешительных (во что бы ни
стало) выводов, а правды. И, во имя этой правды, иду даже далее и утверждаю, что из всех жребиев, выпавших на долю живых существ, нет жребия более злосчастного, нежели тот, который достался на долю детей.
В нашей семье нравы вообще были мягкие, и мы никогда еще не видели такой
жестокой расправы. Я думаю, что по силе впечатления теперь для меня могло бы быть равно тогдашнему чувству разве внезапное на моих глазах убийство человека. Мы за окном тоже завизжали, затопали ногами и
стали ругать Уляницкого, требуя, чтобы он перестал бить Мамерика. Но Уляницкий только больше входил в азарт; лицо у него
стало скверное, глаза были выпучены, усы свирепо торчали, и розга то и дело свистела в воздухе.
— Пойми меня, Анна, — сказал Максим мягче. — Я не
стал бы напрасно говорить тебе
жестокие вещи. У мальчика тонкая нервная организация. У него пока есть все шансы развить остальные свои способности до такой степени, чтобы хотя отчасти вознаградить его слепоту. Но для этого нужно упражнение, а упражнение вызывается только необходимостью. Глупая заботливость, устраняющая от него необходимость усилий, убивает в нем все шансы на более полную жизнь.
Старик самодур сбреет бороду и
станет напиваться шампанским вместо водки; дочь его будет петь
жестокие романсы и увлекаться офицерами; сын начнет кутить и покупать дорогие платья и шали танцовщицам: вот и весь кодекс их образованности…
— Ну, что же, что же ты с нами-то делаешь,
жестокая ты девочка, после этого, вот что! — проговорила она, но уже радостно, точно ей дышать
стало вдруг легче.
Еще с террасы услыхал князь, как Келлер и Лебедев вступили в
жестокий спор с некоторыми, совершенно неизвестными, хотя на вид и чиновными людьми, во что бы то ни
стало желавшими войти на террасу.
Маланья Сергеевна как вошла в спальню Анны Павловны, так и
стала на колени возле двери. Анна Павловна подманила ее к постели, обняла ее, благословила ее сына; потом, обратив обглоданное
жестокою болезнью лицо к своему мужу, хотела было заговорить…
Мудрость и любовь требуют обсудить всякий взгляд, но мы считаем себя обязанными неотразимую убедительность фактов противопоставить той
жестокой мысли, по которой право человеческое
становится в зависимость от милости человеческой».
В обед пришла костоправка, старушка-однодворка.
Стали будить Помаду, но он ничего не слыхал. У него был глубокий обморок, вслед за которым почти непосредственно начался
жестокий бред и страшный пароксизм лихорадки.
Скоро наступила
жестокая зима, и мы окончательно заключились в своих детских комнатках, из которых занимали только одну. Чтение книг, писанье прописей и занятия арифметикой, которую я понимал как-то тупо и которой учился неохотно, — все это увеличилось само собою, потому что прибавилось времени: гостей
стало приезжать менее, а гулять
стало невозможно. Доходило дело даже до «Древней Вивлиофики».
Шли в Сибирь, шли в солдаты, шли в работы на заводы и фабрики; лили слезы, но шли… Разве такая солидарность со злосчастием мыслима, ежели последнее не представляется обыденною мелочью жизни? И разве не правы были
жестокие сердца, говоря: „Помилуйте! или вы не видите, что эти люди живы? А коли живы —
стало быть, им ничего другого и не нужно“…
Но вся задача — в том суровом условии, что для первого разряда надо во что бы то ни
стало иметь в среднем счете по всем предметам никак не менее круглых девяти баллов;
жестокий и суровый минимум!
Ах! К ней никак невозможно и,
стало быть, — пропал счастливый второй день Масленицы.
Жестокая моя жизнь!»
Семейства нашего позор,
Рожденный карлой, с бородою,
Мой дивный рост от юных дней
Не мог он без досады видеть
И
стал за то в душе своей
Меня,
жестокий, ненавидеть.
Я брезгливо не любил несчастий, болезней, жалоб; когда я видел
жестокое — кровь, побои, даже словесное издевательство над человеком, — это вызывало у меня органическое отвращение; оно быстро перерождалось в какое-то холодное бешенство, и я сам дрался, как зверь, после чего мне
становилось стыдно до боли.
— «Ты! — закричал я в безумии, — так это все ты, — говорю, —
жестокая,
стало быть, совсем хочешь так раздавить меня благостию своей!» И тут грудь мне перехватило, виски заныли, в глазах по всему свету замелькали лампады, и я без чувств упал у отцовских возов с тою отпускной.
Ответ на этот вопрос тот, что допускают это не все люди (одни — большая часть людей — обманутые и подчиненные, и не могут не допускать чего бы то ни было), а допускают это люди, занимающие только при такой организации выгодное положение в обществе; допускают потому, что для этих людей риск пострадать оттого, что во главе правительства или войска
станет безумный или
жестокий человек, всегда меньше тех невыгод, которым они подвергнутся в случае уничтожения самой организации.
Изведав опытом, под влиянием христианского воздействия, тщету плодов насилия, люди иногда в одном, иногда через несколько поколений утрачивают те пороки, которые возбуждаются страстью к приобретению власти и богатства, и,
становясь менее
жестокими, не удерживают своего положения и вытесняются из власти другими, менее христианскими, более злыми людьми и возвращаются в низшие по положению, но высшие по нравственности слои общества, увеличивая собой средний уровень христианского сознания всех людей.
Ведь все эти люди или христиане, или люди, исповедующие гуманность и либеральность, знают, что, совершая эти поступки, они
становятся участниками, а при личной воинской повинности совершителями самых бессмысленных, бесцельных,
жестоких убийств, и все-таки совершают их.
Процесс этот совершается так, что худшие элементы общества, захвативши власть и находясь в обладании ею, под влиянием отрезвляющего свойства, всегда сопутствующего ей,
становясь сами всё менее и менее
жестокими, делаются неспособными употреблять
жестокие формы насилия и вследствие того уступают свое место другим, над которыми совершается опять тот же процесс смягчения и, как бы сказать, бессознательного охристианения.
Положение народов христианских в наше время осталось столь же
жестоким, каким оно было во времена язычества. Во многих отношениях, в особенности в порабощении людей, оно
стало даже более
жестоким, чем было во времена язычества.
Поп пришёл и даже испугал его своим видом — казалось, он тоже только что поборол
жестокую болезнь:
стал длиннее, тоньше, на костлявом лице его, в тёмных ямах, неустанно горели почти безумные глаза, от него жарко пахло перегоревшей водкой. Сидеть же как будто вовсе разучился, всё время расхаживал, топая тяжёлыми сапогами, глядя в потолок, оправляя волосы, ряса его развевалась тёмными крыльями, и, несмотря на длинные волосы, он совершенно утратил подобие церковнослужителя.
Так что, когда старый помпадур уехал, то она очутилась совсем не в том ложном положении, какое обыкновенно
становится уделом всех вообще уволенных от должности помпадурш, а просто явилась интересною жертвою
жестокой административной необходимости.
Сижу иногда у его кроватки, и вместо радости, вдруг, без всякой внешней причины, поднимается со дна души какая-то давящая грусть, которая растет, растет и вдруг
становится немою,
жестокой болью; готова бы, кажется, умереть.
Старое,
жестокое и злое уходило прочь из города, оно таяло во тьме, скрытое ею, люди заметно
становились добрее, и хотя по ночам в городе не было огня, но и ночи были шумно-веселы, точно дни.
Но тут поняла и она, что нет и у нее прощения и не будет никогда — и сама смерть не покроет оскорбления, нанесенного ее чистому, материнскому лону. И только Саша, мальчик ее, в одну эту минуту
жестокого сознания возрос до степени высочайшей,
стал сокровищем воистину неоцененным и в мире единственным. «В нем прощу я отца», — подумала она, но мужу ничего не сказала.
Завтра поплывут по небу синие холодные тучи, и между ними и землею
станет так темно, как в сумерки; завтра придет с севера
жестокий ветер и размечет лист с деревьев, окаменит землю, обесцветит ее, как серую глину, все краски выжмет и убьет холодом.
Жестоким провидцем, могучим волхвом
стал кто-то невидимый, облаченный во множественность: куда протянет палец, там и горит, куда метнет глазами, там и убивают — трещат выстрелы, льется отворенная кровь; или в безмолвии скользит нож по горлу, нащупывает жизнь.
И Вадим пристально, с участием всматривался в эти черты, отлитые в какую-то особенную форму величия и благородства, исчерченные когтями времени и страданий, старинных страданий, слившихся с его жизнью, как сливаются две однородные жидкости; но последние, самые
жестокие удары судьбы не оставили никакого следа на челе старика; его большие серые глаза, осененные тяжелыми веками, медленно, строго пробегали картину, развернутую перед ними случайно; ни близость смерти, ни досада, ни ненависть, ничто не могло, казалось, отуманить этого спокойного, всепроникающего взгляда; но вот он обратил их в внутренность кибитки, — и что же, две крупные слезы засверкав невольно выбежали на седые ресницы и чуть-чуть не упали на поднявшуюся грудь его; Вадим
стал всматриваться с большим вниманием.
И новыми предстали люди, по-новому милыми и прелестными показались они его просветленному взору. Паря над временем, он увидел ясно, как молодо человечество, еще вчера только зверем завывавшее в лесах; и то, что казалось ужасным в людях, непростительным и гадким, вдруг
стало милым, — как мило в ребенке его неумение ходить походкою взрослого, его бессвязный лепет, блистающий искрами гениальности, его смешные промахи, ошибки и
жестокие ушибы.
Погнаться за ним было невозможно — гимназисту на улице приличествует «солидность» и серьезные манеры, — иначе дерзкий, без сомнения, получил бы
жестокое возмездие. Впрочем, самолюбие Буланина тотчас же получило приятное удовлетворение, потому что мимо проезжал генерал. Этого случая Буланин жаждал всей душою: ему еще ни разу до сих пор не довелось
стать во фрунт.
«Зарежет она, убьёт кого-нибудь! Или
жестокой блудницей
станет — нет ей оборота никуда!»
Поступь ее
стала медленна; идучи, она беспрерывно останавливалась, прикладывала тощую свою руку к груди, и вслед за тем слышался тяжелый,
жестокий, долго не прерывавшийся кашель.
Пожалели и
стали к Рыжову милостивее. На Руси все православные знают, что кто Библию прочитал и «до Христа дочитался», с того резонных поступков строго спрашивать нельзя; но зато этакие люди что юродивые, — они чудесят, а никому не вредны, и их не боятся. Впрочем, чтобы быть еще обеспеченнее насчет странного исправления Рыжова «по касающему», отец протопоп преподал городничему мудрый, но
жестокий совет, — чтобы женить Александра Афанасьевича.
Кипит в нас быстро молодости кровь;
Хотел бы ты во что б ни
стало доблесть
Свою скорее показать; но разум
Иного требует. Ты призван, сын,
Русийским царством править. Нам недаром
Величие дается. Отказаться
От многого должны мы. Обо мне
Со Ксенией вы вместе толковали —
В одном вы не ошиблись: неохотно
Ко строгости я прибегаю. Сердце
Меня склоняет милостивым быть.
Но если злая мне необходимость
Велит карать — я жалость подавляю
И не боюсь прослыть
жестоким.
И он показался ей маленьким, осиротевшим; ей
стало жаль его и захотелось сказать ему что-нибудь приятное, ласковое, утешительное. Она вспомнила, как он весною собирался купить себе гончих и как она, находя охоту забавой
жестокой и опасной, помешала ему сделать это.
Теперь
стало слышно, как по улице бежала, тяжело громыхая подкованными сапогами и яростно рыча, огромная толпа, обезумевшая и ослепшая от
жестокого, не знающего пределов, беспощадного мужицкого гнева.